11
Вы заметили, что профессоров, доцентов и вообще старых ботанов не видно в городе? Их нет ни на набережных, ни в барах, ни в супермаркетах. Где они? Читают, прячутся, монографии строчат? Неужели они бывают только дома, в университете, в автомобиле и в отпуске? Похоже на то.
Я лишь один раз – случайно – встречал своего преподавателя в городе. Он был стар и пьян. Его нёс другой преподаватель – уже немолодой тряпка, лузер, холостяк, сопля, подхалим, трус и тайный карьерист.
Они, лингвисты, учили меня оба. И оба мерзкие и нечеловечные. Но один – умище, а второй совсем не умище. Видели бы вы того второго. Тихий, аккуратный, серый, невыразительный, щуплый. Ужасная кофточка и выглядывающий под шеей советский галстук. Пальцы – белые волосатые книжные черви. Канцелярский крыс и недопидор.
Он бухал со стариком и затем носил того, чтоб лизать жопу. Дурак. Умище ж на другой день и так не помнил, кто и как лизал ему зад. Очевидно, тряпке, лузеру, холостяку, сопле, подхалиму, трусу и тайному карьеристу не приходили в голову никакие другие способы вылизывания лингвистических полушарий.
Они брели, шатаясь, по осеннему парку и шуршали листвой. Я курил на лавочке. Мне насрать – экзамены я у них уже давно посдавал. Хоть и не с первого раза. И тот, что не умище, заметил меня. Пока я думал, обязательно ли здороваться, он отвернулся и сказал что-то старику. Тот никак не отреагировал, но через пять шагов остановился.
Старик был низким, но очень грузным. И он начал падать на щуплого. Уронить шефа и дать ему хороший шанс на инсульт – это, конечно, почти бинго. А если инсульт не получится? Щуплый посмотрел на меня и сказал что-то. Я не расслышал, но было ясно, что он имеет в виду. Я улыбнулся – ситуация напомнила песню Beatles.
Help! I need somebody, Help! Not just anybody, Help! You know I need someone, Heеееlp!..
Щас я тебе help, тайная щуплая сопля.
Я подошёл и взял под руку профессора. Он был красным, будто потел кровью.
Шучу, нормальный он был, просто разнесло малёхо. Даже плащ чистый и шкары без мочевины. Гладко выбритый. Вот не понимаю я пьяниц, которые всегда гладко выбриты. Какое-то извращение. Чтоб мол, никто не догадался, что они пьяницы. А по мне так аккуратно бритые бухари ещё больше бросаются в глаза, чем бородатые.
– Давайте его усадим, – говорю.
– Нет, нет, надо отнести его домой. Владимира Ивановича ждут дома.
– А где он живёт?
– Тут недалеко.
– А давайте его уроним для инсульта. И тогда Вы станете завкафедрой, вместо него. А он в коме будет уютненько себе лежать, как в мавзолее.
Шучу, не говорил я этого. Я сказал «хорошо» и мы зашагали. Шуршали листвой, сопели и шагали.
«Help!», думал я. Пел точнее. Внутри пел.
Квартира Владимира Ивановича была и правда недалеко, но шли мы туда долго – через каждые десять метров он хотел развернуться и мы, потея, боролись с ним за нужное нам направление. Хорошо, хоть этаж второй.
Тинейджерский способ сдачи пьяных друзей родителям – установить тело перед дверью, позвонить и убежать – в данном случае не подходил. Тайный карьерист ни за что бы не согласился.
Нам открыла высокая халатная тётя с тремя бородавками – на носу, лбу и подбородке. Ясно, почему Владимир Иванович не хотел идти домой.
При передаче тела мне пришлось сдержаться, чтоб не пошутить «распишитесь в получении». Уложили профессора на диван. Я думал, мы занесём его и разойдёмся – мавры вспотели, мавры могут идти. Но ужасная кофточка взялся на лежащем профессоре расстёгивать плащ и расшнуровывать ботинки. А мы с тётей стояли и смотрели. Хорошо хоть в ширинку ему не полез.
Боже, help! Я чувствовал себя суперидиотски.
Когда шкары Владимира Ивановича упали на пол, тётя неожиданно спокойным голосом спросила:
– Ну что, по 50?
– Конечно, спасибо, с удовольствием. А Beatles у Вас дома есть?
Шучу, не говорил я этого. В ту минуту, имею в виду, не говорил. Я спросил о Beatles через часик, когда бутылка водки уже закончилась. Спросил, потому что песня «Help!» стала разъедать мне мозг и я должен был удовлетворить его требования.
– Битлз? – переспросил щуплый осмелевший трус. – Битлз – дурачки.
Нормальный ход. Я заинтересованно ждал, какую альтернативу Beatles предложит осмелевшая сопля, но он молчал. Бородавчатая тётя тоже молчала.
– А кто не дурачки?
Не шучу, я реально задал этот вопрос. Стало очень интересно, что же такого слушают тайные карьеристы. Неужели тропикалию или psychobilly?
– Фердинанд де Соссюр, к примеру, не дурак.
Нет, он не шутил. Не тот случай.[1]
Так я и думал. Ну, не то, чтоб осознанно думал, но был уверен, что файлик, запущенный в полушария мозга щуплого учёного труса «привезёт» что-то именно такое.
Фердинанд де Соссюр, бля. Боже мой, что творится в голове лингвиста, мечтающего об инсульте Владимира Ивановича… Нelp!
– Видно, не судилось мне сегодня избавиться от этой песни.
– Какой песни? – спросила тётя.
– Песни про Фердинанда де Соссюра.
Я обулся и ушёл.
Боже, как клёво, что я уже закончил университет. Они там сумасшедшие все. Старые
сумасшедшие ботаны
[1] Фердина́нд де Соссю́р — швейцарский лингвист, заложивший основы семиологии и структурной лингвистики, стоявший у истоков Женевской лингвистической школы. Идеи Фердинанда де Соссюра, которого часто называют «отцом» лингвистики XX века, оказали существенное влияние на гуманитарную мысль XX века в целом, вдохновив рождение структурализма.
